Слава в вышних Богу
и на земле мир.
Острова Блаженных, Гомеров Элизиум, напоминает, в эти золотые дни, этот очарованный край:
Ты за пределы земли, на поля Елисейские, будешь
Послан богами туда, где живет Радамант златовласый,
Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает,
Где сладко-шумно летающий веет зефир, Океаном
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным.
Кажется, век Золотой притаился в этих райских долинах, как в полуденной щели скалы – зимняя бабочка и небо сходит на землю, как будто все на земле уже совершилось, кончено – готово к царству Божьему. Только здесь верит сердце в Золотой Век, бывший и будущий, золотой сон человечества, и хочется плакать от грусти и радости: радость о том, что это было и будет; грусть о том, что это было так давно и так не скоро будет.
Есть у каждого сердца свои приметы, пусть для других суеверные, но для того, кто наблюдает их, несомненные. Есть и для меня такие приметы на книге моей, как бы таинственные знаки судьбы.
Первый знак – время, когда книга написана: после первой всемирной войны и, может быть, накануне второй, когда о Конце никто еще не думает, но чувство Конца уже в крови у всех, как медленный яд заразы.
Знак второй – то, что книга написана русским изгнанником. Только видевший конец своей земли знает, чем будет конец всей земли – Атлантиды-Европы. Люди без родины – духи без тела, блуждающие по миру, на страшную всемирность обреченные, может быть, видят уже то, чего еще не видят живущие в родинах – телах, – начало и конец всего, первые и последние судьбы мира, Атлантиду-Апокалипсис.
Третий знак – то, что книга написана во Франции – вечной, вопреки всему, посреднице между двумя мирами – древним, эллино-римским, а может быть, и древнейшим, друидо-кельтским, кроманьонским, и новым, европейским; между двумя морями – Средиземным и Атлантическим; между двумя тайнами – Востоком и Западом.
Знак четвертый – то, что книга написана здесь, в этой райской долине, где все еще скользит легко-легко, почти незримо, как тень от крыльев зимней бабочки по бледным лепесткам декабрьской розы, последняя тень Атлантиды – золотого века, прошлого, а может быть, и будущего – первая тень.
И, наконец, пятый знак, самый для меня счастливый, таинственный, – то, что я кончаю эту книгу о рождестве человечества, в день Рождества Христова.
Ночью, при блеске молнии, путник в горах видит вдруг с высоты весь пройденный путь; так, говорят, умирающий видит всю свою жизнь; так же и я, в этой книге о древних таинствах, увидел – вспомнил, в одно мгновение, всю жизнь человечества, ибо знают ли это люди или не знают, хотят или не хотят, – все во всемирной истории движется от таинств к таинствам, как в теле человека – от сердца и к сердцу льющаяся кровь.
Все, что мы узнали, увидели в этом мгновенном видении, – весь, от начала мира до сегодняшнего дня, пройденный человечеством путь – можно бы выразить в трех словах: тайна таинств – Христос.
«Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?» (Лук. 7, 19.) – этот вопрос – соблазн Иоанна Предтечи, как будто забывшего свои же слова: «Идет за мною Сильнейший меня», повторяют ученики Господни, уже после явлений Воскресшего, как бы не веря в них и снова влагая персты в крестные язвы Распятого. Вот что рассказывает Петр, в своем «Возвещении», Kêrygma:
«Мы же, раскрывши книги Пророков, возвещающих Христа Иисуса, то в темных притчах и образах, то в ясных словах, и увидевши, что в них предсказаны Его пришествие, и смерть, и крест, и воскресение... все, что было и будет, – поверили, ибо познали, что все сие, воистину Бог совершил» (Clement Alex., Strom., VI, 15, 128. – Preuschen, Antilegomena, 1901, p. 54, 145).
Когда говорят пророки,
вот, Я Сам говорю.
Hoti ho lalôn en tois prophêtais
idou pareimi,
по «незаписанному» слову Господа (Epiphan., Haeres., XXIII, 5. – A. Resch, Agrapha, 207).
Где же эти пророки, только ли в Израиле? Нет, во всем человечестве.
Многие придут с востока и запада
и возлягнут с Авраамом, Исааком,
и Иаковом в царстве небесном,
а сыны царства извержены
будут во тьму внешнюю.
Дух дышит, где хочет, не в одном углу земли, а по всей земле, «ибо Господня земля и что наполняет ее» (Пс. 22, I); Дух говорит не на одном языке, а на всех; тот же Дух в древних таинствах, как в пророках Израиля; тот же «свет к просвещению язычников», fôs eis apokalypsin ethnôn (Лук. 2, 32), только в призме иной, в иные цвета преломляемый; та же звезда, ведущая в вертеп Вифлеемский, волхвов с Востока и богов Атлантиды с Запада.
Кто такая Сибилла эллинно-римская? Древневавилонская schebiltu (А. Jeremias, 88), Гераклитова Пифея, что «гласом своим в Боге, проницая тысячелетия, вещает исступленными устами грозное» – начало и конец всего, – дохристианская душа человечества – «перворелигия». Вот почему гимн Фомы Челанского (Thomas da Celano) о кончине мира, повторяемой органными гулами средневековья, соединяет Сибиллу с Давидом, пророком Израиля:
Dies irae, dies illa,
Solvet saecuum in favilla,
Teste David et Sibylla.
Вот почему, и в росписи на сводах Сикстинской капеллы, каждого из двенадцати ветхозаветных пророков сопровождает Сибилла.
Тайна Востока и тайна Запада – как бы две колеи, проложенные Иакховым шествием на Елевзинской Священной дороге.
...Ныне грядущему Господу путь уготован.
Первый завет – путь ко второму, Отчий – к Сыновнему, не только в Израиле, но и во всем человечестве.
«Когда говорят посвященные в таинства, – вот, Я Сам говорю», – мог бы сказать Иисус Неизвестный.