Как бы вопрошаемые этим прибором: «Была ли Атлантида?» бездны Атлантики отвечают: «Была».
Камень трех цветов – белого, черного и красного – шел на постройку домов в столице атлантов, сообщает Платон (Рl., Krit., 116, a). Белый известняк, черную и красную лаву подымают со дна Океана и когти граппин, – как бы трехцветные камни атлантских домов (Termier, 123–124).
«С точки зрения геологической „Атлантида“ Платона вероятна в высшей степени», – заключает Термье (Termier, 140).
«Кто ее создал, тот и разрушил». Нет, двадцать пять веков сомнений ее не разрушили. Вот урок всем маловерным Аристотелям, бывшим и будущим.
Так говорят земля и вода. Что же говорят растения и животные?
«Флора и фауна двух гемисфер подтверждают догадку геологов о бывшем некогда в Атлантике, общем центре, где началась органическая жизнь, а также о существовании великих материковых мостов, соединявших берега Океана на юге и севере, до и во время Ледникового периода» (Edw. Hull, ар. Spence, 36–37).
Нынешняя фауна четырех архипелагов – Азорского, Мадерского, Канарского и Зеленого мыса – не островная, а материковая. В частности, моллюсковая фауна их родственна Средиземноморской и отлична от экваториально-африканской; та же родственность наблюдается и с фауной четвертичного периода. Вместе с тем четвертичные образования Канарских островов сходны с Мавританскими, включая в себя те же роды моллюсков. Земляные черви, Олигохеты (Oligochetes), на Канарских островах, также родственны этому роду животных в Южной Европе (L. Germain, Le probleme de l’Atlantide et la Zoologie. – Annales de Géographie, t. XXII, 1913, № 123, p. 215–219).
Вывод из этих двух наблюдений тот, что в эпоху, близкую к нашей, – по крайней мере, в конце Ледникового периода, острова названных четырех архипелагов связаны были с Африканским материком.
Третий факт: среди нынешних моллюсков на тех же островах существуют пережитки ископаемых родов европейского Ледникового периода. Точно такие же пережитки сохранились и в царстве растительном: вереск (Adiantum reniforme), ныне исчезнувший из Европы, но известный в Португалии, в эпоху Плиоцена, и продолжающий жить на Канарских и Азорских островах; из чего следует, что материк, некогда обнимавший эти архипелаги и связанный до Плиоцена с Иберийским полуостровом, оторвался от него впоследствии.
И, наконец, четвертый факт: географическое распределение моллюсков Oleacinidae, живущих только в Центральной Африке, на Антильских, Канарских, Азорских островах, на о. Мадере и в Средиземноморском бассейне, предполагает существование, в начале Миоцена, материка, включавшего все эти области.
Остаются еще два наблюдения: пятнадцать родов моллюсков живут только на Антильских островах и на Сенегальском побережье Африки, что необъяснимо переносом зародышей, а коралловая фауна о. Св. Фомы включает в себя шесть родов, из которых один водится, кроме этого острова, только на подводных скалах Флориды, а четыре – только на Бермудских островах, что опять-таки необъяснимо переносом зародышей, так как водяная жизнь их слишком коротка для переноса морскими течениями.
Некоторые виды насекомых, например бабочка Setomorpha discipunctel, известная на Канарских островах, встречаются также и в Африке, и в Америке (L. Germain, 216).
«Общий из всего этого вывод: существование Атлантического материка, связанного с Иберийским полуостровом и Западной Африкой (Мавританией) и простиравшегося, еще в Миоцене, до Антильских островов, а потом раздробленного на куски. Может быть, последний, тоже обреченный на гибель остаток его, и есть „Атлантида“ Платона» (Termier, 140–142. – Germain, 222–224).
Черви земляные больше знают о ней, чем Аристотель. Повесть об Атлантиде записана, так же как святыми письменами Саисских жрецов, – розовыми ветками кораллов, сизыми – вересков, и опаловой радугой Олеацинид.
«Как же не быть пораженными почти совершенным согласьем этих зоологических выводов с геологией? – спрашивает Термье. – И кто при таком совпадении столь различных доказательств мог бы еще сомневаться в существовании до времени, очень близкого к нашему, обширных земель в той части Атлантики, которая находится к западу от Геркулесовых Столпов? Большего мы не знаем, но и этого достаточно, чтобы считать вероятным сохранение, долго спустя по открытии Гибралтарского пролива, некоторых из этих земель и, среди них, того чудесного Острова, который назван Платоном „Атлантидой“.
«Одно остается доказать, – что гибели острова предшествовали человеческие поселения в западной части Европы. Катаклизм несомненен. Но существовал ли тогда человек, видевший его и запомнивший? Весь вопрос в этом, – вопрос будущего», – думает Термье (Termier, 143), но, может быть, ошибается: это вопрос не будущего – не времени, а вечности. Наша эмпирическая, здешнего порядка, связь с Атлантидой порвана. Видел ли человеческий глаз гибель первого мира, мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем. Доводов за Атлантиду множество, но ни одного неотразимого. Все они, как зарницы в темную ночь: после каждой ночь еще темнее.
Здесь мы чего-то не знаем, может быть, потому, что нам и не нужно знать. Бывший конец мира – «Атлантида», так же, как будущий – «Апокалипсис», познается не внешним, научным, а внутренним, религиозным опытом.
«Я думаю о последнем дне Атлантиды: не будет ли похож на него последний день человечества?» – заключает Термье (Termier, 143). Может быть, не только геологам следует подумать о возможном сходстве этих двух дней.
Страх Атлантиды, свойственный многим ученым, понятен: раем мечтательных глупцов и невежд, людей научно-безответственных, сделался Остров Блаженных. Но, кроме этого нужного страха, есть и другой, ненужный, тоже, впрочем, понятный. «Малое знание отводит от Бога, большое – приводит к Нему» (Ньютон). Вот почему люди малого знания, – а таких среди ученых много, – боятся Атлантиды, конца мира, эсхатологии, религии, Бога.