«Знайте же, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат», – это сказанное в Риме последнее, дошедшее до нас, слово Павлово чудно исполнилось: глух остался Израиль – язычники услышали; тот спасенье отверг – эти приняли (Деян. 28, 28). Почему? Не потому ли, что в языческих таинствах сохранилось большее пророчество, чем у пророков Израиля, – смутный, но неизгладимый след «перворелигии человечества», – «знание-воспоминание», anamnêsis о Сыне Божием Единородном, Лице Божественной Троицы, – чудом уцелевшая «скрижаль атлантов», с крестом, агнцем и надписью: «Сын Божий умер за людей?»
Если бы не было Израиля, то и Человека Иисуса бы не было: Он по плоти, от Израиля, но по духу, – от Отца Небесного и Матери Земли; Сын Человеческий – от всего человечества.
«Тройственность в единстве есть высший предмет блаженного лицезрения, эпоптии, в святейших таинствах Греции», – говорит Шеллинг, может быть, преувеличивая действительную в Елевзинских таинствах, сознательность догмата (Schelling, Philosophie der Offenbarung, 1858, p. 490).
Три лица Троицы: Деметра, Кора и Дионис – Мать, Дочь и Сын. Где же Отец? Это знают посвященные: «Зевс и Дионис – одно»; Сын и Отец – одно (Aristid., orat. in Bacch., ар. Creuzer, Symbolik und Mythologie, 1812, p. 397). Первый, старший Дионис – Дий, Отец (Schelling, 466); второй, младший, – Сын.
Кора и Деметра, Дочь и Мать, – тоже сначала одна Дева-Мать. Если так, то Елевзинская Троица, явная, – Мать, Дочь и Сын, а тайная, – Отец, Сын и Мать.
Каждое лицо – в Троице, и в каждом – Троица. Три Деметры в одной; первая, Небесная, Урания, – Земля премирная, в Логосе; вторая, Подземная, Хтония, – Земля в хаосе, Персефона, нисходящая в ад; третья – Земля, восходящая в космос, Семела, древнефракийская Zemla, наша славянская «земля» (Gerhard, 119), мать Вакха Человека. И, наконец, рядом с этими тремя, не четвертое, а лишь второе лицо третьей – как бы начало иной, в ином порядке, действительнейшей, будущей Троицы, – лицо, соединяющее всех трех, – еще не рожденная Кора – «новая Земля под новым небом». Царство Божие на земле, как на небе.
Также и три Диониса в одном: первый – в Отце, Дий-Дионис; второй – в хаосе, Загрей растерзанный; третий – в космосе, Вакх Человек. И опять, рядом с тремя, как будто четвертый, а на самом деле, второе лицо третьего, – начало новой Троицы – еще не рожденный Иакх, Iakchos, что значит «Клик», «Зов», «Глас», – «глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу!».
Смутен, иногда чудовищен, похож на бред, но пророчески-вещ этот Елевзинский сон о Троице. Ключ к нему для нас единственный – наша христианская Тайна Трех.
Троицу Елевзинскую лучше всего объясняет – Самофракийская. Орфики IV–V века, – наши главные сведения идут от них, – учителя обеих мистерий. Сам Орфей, по древнему сказанию, пророк Елевзинских таинств, посвящен в Самофракии (Hymn. Orph., 37. – O. Rubensohn. Die Mysterienhelligtümer in Eleusis und Samothrake, 1892, p. 29, 139). Обе мистерии, внешне разделенные, внутренне связаны и питают друг друга, как два подземными водами соединенных озера.
Остров – острая гора, подобие Ацтлана-Атласа, дикий, пустынный, почти без гаваней, в бурном теченьи Геллеспонта, Посейдонова вышка между Европой и Азией, с отвесными, голыми кручами скал, в вечном шуме седых бурунов и свисте ветра, под низко нависшими тучами, гнездо ураганов и землетрясений, – вот что такое Самофракия (Rubensohn, 130). Крито-пелазгийские Вулканы-Вельханы, огневодные боги вулканических сил, потопов и землетрясений, может быть, спасшиеся от ими же причиненной гибели двух Атлантид – первой, далекой, в Атлантике, и второй, близкой, в Европе – Крито-Эгеи, – здесь, в Самофракии, нашли последнее убежище.
Храмов не было сначала и здесь, так же как и на Крите; только в поздние, эллинские и римские, века, воздвигнуты великолепные святилища. В диких горах и лесах, под открытым небом, или в подземных пещерах, совершались оргийные таинства незапамятной, может быть, Ледниковой, древности, с такими же как на Крите и в Тюк-д’Одубертской пещере, головокружительно быстрыми, но все на одном и том же месте топчущимися, «пяточными» плясками-раденьями. Кажется, не было сначала и жертвенников: найдены только глубокие ямы и расщелины скал, как бы открытые уста Земли, куда изливалась прямо из заколаемых жертв, может быть, не только животных, но и человеческих, теплая кровь (Rubensohn, 126).
Здешние боги безыменны: имени их люди уже не помнят или еще не знают. Имя древнейшее – Кабиры, Kabeiroi, – не имя собственное, а прилагательное, от вавилонского kabru, «великие» (Th. Friedrich. Kabiren und Keilinshriften, 1894, p. 74, 91); так назывались три лица вавилонской троицы: Эа, Иштар и Таммуз, Отец, Мать и Сын. Большею частью, избегая древнего, слишком святого и страшного, или не зная настоящего имени, самофракийских богов называли просто «Великими», Megaloi, или «Могучими», «Крепкими», Dynatoi, Ischyroi (Rubensohn, 126); или «Корибантами», «Куретами», так же как пестунов критского бога Младенца, Куроса; или «Адамами», как первых людей первого человечества (Hippolit., Philosoph., V, 7, 8, 9. – Fr. Lenormant, Cabiri, 757). В прошлом, а может быть, и в будущем, в начале и конце времен, – «Великие», а в настоящем – «малые», такие же как на Крите боги-пигмеи (Rubensohn, 127). Малые-Великие, исполины-карлики, старые старички, десятитысячелетние, сморщенные, ссохшиеся, как сушеные на солнце ягодки; малые семена бывших, а может быть, и первые – еще не вспыхнувших солнц.
Варвар Камбиз, вторгшись с воинами в Самофракийское святилище и увидев Малых, сначала рассмеялся, а потом рассердился и велел их сжечь, как сжигают сор; презрел Великих, и сам погиб в презрении. Эллин же, Александр, поклонился им и победил мир: на берегу Гифаза крайнем восточном пределе своего победоносного шествия, он воздвиг жертвенник Трем Великим Кабирам (Philostrat., Vita Apollon. Tian., II, 43. – Rubersohn, 145. – Schelling, Ueber die Gottheiten von Samothrace, p. 5, 49. – Plutarch., v. Alex., II).